Наруто всегда был вспыльчивым и нетерпеливым, будто внутри что-то пекло и жарило, разгоняя в венах кровь. Будто неведомый моторчик распалял и без того плещущуюся через край энергию.
Каждую минуту он вспыхивал новыми идеями и желаниями, ставя перед собой цель не медля приступить к их исполнению.
Он должен быть везде и со всеми, в самом центре гущи событий.
В общем, неугомонный мальчишка, ищущий новых приключений на свою пятую точку.
Так думал Наруто ровно до того момента, пока случайно не наткнулся взглядом на хмурого Саске.
Вот тогда что-то и перемкнуло в голове, потухло. В темноте, словно выключили свет, Узумаки впервые растерялся. Глупо, без причины.
***
Киба смеётся и шутит, пихает Наруто в бок, желая привлечь его внимание. Наруто не слушает. Не слышит. Не хочет.
Узумаки устал. Ночью, ворочавшись каждые пять минут, он грыз подушку от бессилия, от стойкого давления внутри. Было странно и неприятно, потому что что-то новое, неопознанное, тайное поселилось в его жизни.
Киба замолкает. Тянущая тишина висит в воздухе, от которой закладывает в ушах. Наруто замечает подозрительный взгляд и отворачивается. Киба всё видит и понимает. Молчит. От этого немного легче. Совсем чуть-чуть. Не нужно подбирать слова и объясняться. Не нужно смотреть в глаза и врать.
Он не сможет. Он просто не знает…
Киба не курит. Никогда. Но откуда-то достаёт сигарету и протягивает Узумаки.
— Расслабься.
Он говорит это так легко, будто расслабиться со свинцовой тяжестью внутри – мелочь, пустяк.
Наруто качает головой. Нет. Это не то, что ему сейчас нужно. Лёгкие и без табачного дыма скручиваются в плотный комок.
На улице пасмурно и слишком темно. Холодный ветер сбивает уличные вывески магазинов, и звук гулко, эхом бьётся где-то в висках. Он мокрый с ног до головы. Чёлка назойливо липнет к лицу, рубашка – к телу.
Он шлёпает по лужам, как в детстве. И вроде бы становится легче. Вроде бы…
Свет в окне очередной забегаловке настойчиво яркий. И не заметить его нельзя. Наруто щурится мокрыми от дождя глазами и видит тёмную макушку. Слишком знакомую, чтобы пройти мимо.
Сначала он делает полшага. Даже незаметно для самого себя. Потом шаг. Но лица всё равно не видно. Ему нужно его увидеть, просто необходимо… Наруто подходит совсем близко, почти вплотную. Он чувствует себя грёбанным сталкером и чуть ли не бьётся лбом о стекло.
Он хочет верить, что это глупое наваждение, ночной кошмар, игры больного сознания – всё, что может заглушить реальность. Всё, на что можно списать его безумие.
Но Саске реален, даже слишком, чтобы принять за очередную галлюцинацию. И его отсутствующий взгляд, и плотно сведённые брови лишь доказательство.
Уже дома Узумаки напивается до белых пятен в глазах и ярких вспышек. И понимает, что никакое наваждение с этим не сравнится. Это болезнь. Вирус, который въедается в кожу и заражает всё внутри.
Наруто пьяно прислоняется к зеркалу и утыкается пальцем в своё отражение. Водит по поверхности, оставляя мутный след.
Он решителен. Он смел. Он… пьян. И это неимоверно придаёт сил. Отражение двоится, и Наруто решается.
Вот уже пять минут Узумаки стоит около двери Саске, сжимая бутылку саке. Он гипнотизирует расфокусированным взглядом дверь в надежде на выдуманное чудо. Этот первый шаг – стук – не поддаётся. Кажется, что впереди бетонная стена, и только остаётся, что натыкаться на невидимое препятствие.
В голове одна нецензурщина, чтобы мыслить свежо и здраво.
Это глупо, думает Наруто. Всё так же сжимает в руке бутылку, всё так же пялится на закрытую дверь. Он полагает, что это как-то поможет. Ни хрена! Сердце со стуком бьётся о рёбра, и звук, кажется, слышен даже в соседнем доме.
Узумаки сплёвывает и делает большой глоток саке. К чёрту! Если он сейчас не прекратит, то его ждёт сердечный приступ. А он ещё слишком молод…
Ему требуется целый час, чтобы провести в обнимку с унитазом и вычистить организм от алкоголя. И ещё два — для душа, где он умудряется, привалившись к стене, задремать. Он засыпает с рассветом, корчась на влажных простынях и сбивая ногами одеяло.
Наруто просыпается в середине дня от зудящей боли. Будто голову кто-то грызёт, причём изнутри, впиваясь ядовитыми клыками. Комната ходит ходуном: туда-сюда, петляя, насилуя последние остатки мозга. Во рту сухо, как в пустыне, и язык намертво присох к нёбу.
Он с трудом вспоминает вчерашний день и от отчаянья зарывается лицом в подушку. Ему стыдно до скрежета на зубах. Действовать вот так – слепо, наивно, в пьяном угаре – верх безумия. Да. Это как раз в его духе…
Погода, на удивление, встречает его ясным, слишком радостным солнцем. И от этого на душе становится ещё сквернее, потому что было бы легче оправдать своё состояние, если бы за окном бушевал ветер, а крупные капли дождя монотонно бились о стекло. Тогда он вновь уткнулся бы в подушку, вдохнув не самый приятный запах, и заснул бы, чтобы вскоре проснуться от нудящего голоса Кибы, если тот соизволит его разбудить.
Но в комнате слишком светло, и тёплые солнечные лучи касаются и без того горячей кожи. Минувшие события заново проскальзывают редкими цветными кадрами, и можно ухватиться за один, чтобы в чётких и ясных деталях вспомнить всё до мельчайшей подробности. Но Наруто только жмурится и потирает пальцами виски, отгоняя прочь всё ненужное и неприятное. Душ – это единственное, что он готов принять на данный момент. Подставить ссутулившуюся спину под тяжёлые струи горячей воды, ощутить, как накопившееся за ночь напряжение потоком стекает в канализацию.
В комнате он спотыкается об упаковку от молока и ногой цепляется за разбросанную одежду, попутно пытаясь пригладить непослушные волосы. Предметы расплываются в мутное пятно, и от тяжёлого воздуха к горлу подкатывает горький ком.
К тому моменту, когда он выходит из дома, свежий уличный воздух с запахом сдобы и рамена накрывает слишком яркой волной, отчего мутить начинает с удвоенной силой.
***
— Ты заболел?
Когда Хината дотрагивается холодными пальцами до его лица, кажется, проверяя на наличие жара, Наруто удивляется. Обычно девушка ограничивается приличной дистанцией и косыми неуверенными взглядами, а сейчас она довольно бойко пытается ввести Узумаки в недоумение.
Может, это мировой заговор? В последнее время люди начали слишком часто его удивлять. И, он уверен, не в самую лучшую сторону.
На всю эту сюрреалистичную картину только Киба смотрит с долей иронии. Будто ему открылась великая тайна мира.
Наруто это пугает. Слишком быстро всё меняется, слишком быстро всё происходит. Может, Узумаки и любит разнообразие, но вот собственные изменения пугают не на шутку. Как-то стремительно катятся к чертям личные стереотипы и взгляды.
На самом деле действительно ошеломляет то, что в одночасье привычная картина мира превращается в бесполезный, мятый комок. Когда человек, которого Наруто считал другом, внимания которого добивался до пара в ушах, вылезая из собственной шкуры, постоянно натыкаясь на толстый слой преграды, вмиг становится чем-то больше, дороже, важнее. И слушать стук собственного сердца, пытаться утихомирить взбесившееся дыхание с каждым днём становится всё труднее.
Его мысли – это тысячи, миллионы деталей паззла. И только в единой картинке каждая часть приобретает определённый смысл. Но Узумаки боится. У него не хватит смелости воплотить тайные мечты в реальность. Подойти, сказать, обнять. Он понимает, что той уверенности, которая была неотъемлемой частью его жизни, уже нет. Как и запала, и безумия, что каждый раз подстёгивали на необдуманные идеи.
Солнце печёт, жарит. Наруто чувствует себя яичницей на сковородке, плавясь от жары. Но честно говоря, его это волнует мало, потому что внутри намного-намного жарче. И душнее. Он не предполагал, что окажется на тренировке Саске.
Он боится выглядеть глупо. Куда уж там… глупее не найдёшь. По крайней мере, банально не пускать слюни. Господи, как же стыдно! За мысли, состояние, поведение.
Каждое резкое движение Учихи отдаётся тугим скручиванием внизу живота. И это слишком сладко, слишком ново. Но очень, очень приятно. Наруто хочет прикоснуться, прижаться, вдохнуть чужой аромат и… хм… поцеловать? Но он просто смотрит горящими глазами и пятится назад, прячась за дерево, боясь быть застуканным. Узумаки кажется, что он слышит такое же тяжёлое дыхание Саске, как и у него самого. Вот только причины разные. Да и каменным стояком сейчас может похвастаться только Наруто.
Что ж делать-то? У-у-у…
***
Саске в сотый раз удивляется, какой на самом деле Узумаки придурок. Яркий, жгучий, притягательный. Но такой придурок!
Он не то что бы знает, скорее чувствует его присутствие. Каждый раз. Каждую секунду. И это бесит. До трясучки.
Ну он же откровенно палится с этими безумными глазами. Только слепой не заметит. А Саске не слепой. А хотелось бы… Потому что под колким взглядом неуютно. Чуждо. И это ему-то – Учихе! Узнай кто – засмеют…
Он не понимает, почему терпит. Но каждую лишнюю мысль, которая в той или иной степени симпатизирует блондинистому чуду, сжигает дотла, оставляя в голове лишь пустые обрывки фраз. Но и они неизменно напоминают об Узумаки. И о собственном глупом поведении.
В ту ночь, когда пьяный Узумаки приполз на порог его дома, Саске не спал. Учиху в какой-то странной надежде тянуло к двери, поближе. Он просто ждал. Слышал топот, невнятное бормотание, вздохи. И отчётливо - как работают заржавелые шестерёнки в голове Наруто. Думает, мнётся. Трус.
Да. Такой же, как и Учиха. Оба упёртые, мать его, гордые. И злые. Последнее, скорее всего, именно про Учиху. Раздражённого и нервного.
Оказывается, вся его напыщенная независимость, скрипящая пренебрежительность – лишь тугой отголосок страха, липкого волнения. И сейчас ему постыдно хотелось спихнуть всю ответственность на плечи Узумаки. Мол, действуй, дурак, что же ты? И Саске ждал, не смея сделать первый шаг. Хотя ущемлённая гордость вопила о несправедливости.
Окей, да, он давно признался себе, что просто боится ошибиться. А вдруг это просто глупая шутка?
Было унизительно. Довериться, положиться на… Да, блять, на Наруто. Это всё равно что ходить по краю пропасти, смотреть вниз, в густую черноту, щуриться, вглядываться, пытаясь рассмотреть хоть один несчастный тусклый луч. А дальше – лишь тяжёлое головокружение. И всё. Вниз.
Почему Узумаки? Саске задавался этим вопросом сотни раз и получал один, к сожалению, весьма убедительный ответ. Он закрывал глаза, жмурился до цветастых, ярких бликов, и видел только нелепую улыбку, голубые глаза и до боли знакомую мальчишескую фигуру. Настолько осязаемую, что протяни руку – и коснёшься горячей кожи.
Это был слишком весомый аргумент.
Он стоит ровно, не шевелясь, сжимая в потной руке кунай. Спину ломит от тягучего напряжения, и каждый нерв - натянутая струна.
Учиха чувствует прожженный жадный взгляд на спине, такой едкий и въедливый, что позвоночник пробивает мелкая дрожь. Он ёжится и передёргивает плечами. До хруста тянет шею, пытаясь избавиться от тянущей тяжести, проводит костяшка по мокрому, потному лбу и облизывает сухие губы. Пожалуй, на сегодня хватит.
Бутылка воды лежит всего в паре метров. Нужно сделать несколько шагов, согнуться, ощутить рваную резь в пояснице и только потом понять, что вот он, шанс. Действуй.
Всё оказывается проще, чем могло казаться. Просто посмотреть в глаза Узумаки, просто медленно, осторожно подойти и остановиться на расстоянии вытянутой руки.
От глупой ситуации Учиха с трудом сдерживает нервный смех. Растерянный Узумаки натурально копирует смертника. С непривычной бледностью и учащённым дыханием он выглядит непривычно и до ужаса нелепо.
- Насмотрелся? – Саске с трудом проглатывает ком. Говорить получается плохо. Слова вылетают с глухой хрипотцой.
Наруто становится ещё бледнее, что отнюдь его не красит, и удивлённо хлопает своими глазищами. Он силится то ли что-то сказать, то ли промычать, затем понуро стихает и отрицательно мотает головой. Взгляд Саске скользит по лицу Узумаки: мокрые пряди прилипли ко лбу, губы плотно сжаты. Он дышит очень тяжело, будто ему отчаянно не хватает воздуха.
Саске одёргивает руку – влажная шея Наруто так и манит к себе. Прикоснуться. Ощутить на вкус. Горячая волна обжигает пах. Хотя горячее, кажется, уже некуда. Учиха сжимает потные ладони и на секунду закрывает глаза. Успокоиться не получается. Чёртов Узумаки занозой засел где-то глубоко внутри. И жжёт, и колет. Хоть с мясом вырывай…
От надолго повисшей паузы Учиха позорно вспыхивает.
- Ну что ты молчишь? А? Говори.
Саске преодолевает последние остатки расстояния длинною в шаг и припечатывает Наруто к дереву. Узумаки с шипением кривится и изворачивается в руках Учихи. Тот, как и хотел, обхватывает ладонью шею Наруто. То гладит, то сдавливает. Узумаки подозрительно молчит.
Прикосновения грубые и неуверенные. Учиха с силой сжимает пальцы, и Наруто слабо бьёт кулаком в плечо. Бледность уступила место яркому румянцу, а лицо покрылось красными пятнами. Саске накрывает повторно.
А он ведь наивно полагал, что успокоится, уймётся. Не перебесился…
- Так и будешь молчать?
Наруто вдруг с силой толкает Саске, жмурится и на одном дыхании выпаливает:
- Я люблю тебя, - а в голосе всё: и дрожь, и страх, и мнимая решительность.
Вот так просто. Я люблю тебя. И наплевать на бессонные ночи и потраченные нервы. Плевать, что Саске чуть сам не ляпнул то, что упорно пытался стереть из своей головы.
Господи! А выглядит-то как! Маленький забитый щенок с прижатыми ушками. Вот-вот набросится.
Саске отпускает. Даже дышать становится легче. Он резко прижимает Узумаки к себе, наклоняет голову и проводит языком по смуглой коже. Блять, как же он мечтал об этом!
- Сволочь ты, Узумаки. Раньше сказать - не судьба? Обязательно две недели мне мозги ебать? – терпкий, горько-солёный вкус Наруто оседает на языке.
Посмотреть в глаза Узумаки оказалось ошибкой. Тотальной, если правильно выразиться.
***
Горячее мокрое тело, рваное дыхание, обжигающее коже, толчки резкие и глубокие. Саске вело от стонов Узумаки, тот, в свою очередь, плавился от шершавых, мозолистых прикосновений Учихи. Перед глазами Саске видел только мутный туман, с силой надавливал пальцами на упругие ягодицы. Хотелось прижать, впаять Наруто в себя. Точно. Только так. Чтобы сердце замирало от одного только тихого всхлипа, от обречённого стона.
И потом, когда Учиха прижал Узумаки к себе спиной, он ткнулся носом в затылок и закрыл глаза. Саске так и не понял, во что он ввязался. А вляпался он знатно…
